Ну чо, опять Лизавета вляпалась...

[Styward]

Приходишь на работу, очерчиваешь круг дел, наливаешь кофе... говоришь с коллегами, корректируешь планы на день... И вдруг - звонок. Приходите срочно, вашего ребенка надо везти в травмпункт. И все. День даже не осыпается разбитым стеклом. Он просто оказывается в другой вселенной. У тебя начинается другой день.

В школе.

Я бежала по дорожке от школы и мне было начхать, что это может быть смешно. Потом только, через несколько часов оценила - взрослая тетка, изрядной комплекции... эхх...
Бежала, думала - слава богу, что травмпункт, а не реанимация. Слава богу, что не что похуже. Пусть она просто сидит в медпункте, воет, размазывает сопли по щекам, только живая, а со всем остальным мы справимся.
Прибежала в школу, заметалась - забыла, где кабинет медсестры, все забыла. А ведь, казалось, все тут уже знаю.
Сидит. Ревет. рука на столе, кисть держит над лоточком, в лоточке кровищщи, рука - правая, прикрыта марлечкой. Осмотреть полностью не смогла, поняла, что в обморок могу. Увидела только, что скрипке пока досвидос, писать сможет - однажды, а помочь я и правда не смогу, правда в травму надо. Но какая вашумать травма в наших жопелях. До отца с машиной дозвониться не могу, чую, щас пора начинать коня на скаку в горящие избы.

В поликлинике.

Пока утешала Лизавету, вернулась медсестра. Сказала, позвонила, нас ждут в нашей поликлинике, хирург задержится после смены, посмотрит. Вдвоем замотали кисть, всунули ребенка в обувь и курточку - травмированная рука на перевязи на груди - и вперед! Машину ловить дольше, когда ногами минут за пять. Лизке было непросто идти, я рукой чувствовала её шок, но альтернативы не предлагалось, она дошла.
Хирург и его медсестра приняли Лизку спокойно, по-доброму. Осмотрели, утешили, пошутили, позволили мне остаться с ней. Промыли рану - Лизавета орала, конечно... Я, конечно, утешала. Вкололи обезболивающее - она опять орала. Чуда в перьях. А через пять минут, когда все подействовало, уже лежала, заплаканная, усталая от слез, соловая, и улыбалась, рассказывая нам всякое. Про Геленджик, про Томку, про День поселка, про бабушку. А хирург зашивал ранки.
- Лучше десять взрослых прооперировать, чем одного такого маленького, - сказала медсестра. Она все захваливала Лизку, за все. За то, что рыженькая и кудрявая, за то, что плачет, за то, что уже не плачет, за то, что у неё есть собака и за скрипку, и за реснички, и за сестру... Пусть у этой душевной женщины все будет хорошо. И у нашего хирурга тоже. Когда Лизавета вышла со мной из их кабинета, она уже не плакала, улыбалась, едва не подпрыгивала от переполняющего её позитива. И все теперь уже выглядит не так страшно, как сначала. Травмированы всего два пальца, безымянный и мизинец. Есть подозрение, что может быть сломана кость, это мы узнаем после рентгена.

Дома.

Лизу сегодня подбаловывают. Дед принес фруктов, Ленка купила ей шоколадок, я принесла журнал её любимых винксов. Ей разрешено смотреть кино, немного капризничать и Завтра-Не-В-Школу, и Ольга петровна не будет ругать за плохой почерк, а все поймет. Сегодня мне позвонила половина поселка, чтоб узнать, как у лизы дела, потому что детское сарафанное радио разнесло жуткие ужасы, пересказывать которые не поднимается рука. Поселок тоже успокоен.
Теперь козявка спит. Перебинтованная рука зафиксирована на пожертовованной Ленкой Панде-Папанде. Я отхожу после дня. Плакать, после того как все тут написала, уже не хочется, но ощущаю нервность и слабость в ногах. Завтра еще не коснусь этой темы, а вот послезавтра, пожалуй, устрою разбор полетов про то, что можно делать с дверью, и что нельзя, чтооб такая история не повторилась.