До этой недели в нашем подъезде было черно от наскальной живописи. На всех этажах. Без проблеска чистой стены. Надписи, почеркушки, рисунки, записки, номера телефонов. Я бы сказала - несколько культурных слоев. От Цой жив до крымнаш. Если особо не вглядываться, то все это походило на черную сетку на грязно-бежевом фоне. Если вглядываться и разбирать, то там не меньше трех десятков почерков, десятки историй любви и сотни историй иных видов отношений.
Вообще, следы попыток это изменить там тоже были. Белесые разводы, и на их фоне - новые записи. Местами - закрашенные участки и на их фоне - снова черные, синие, розовые следы маркеров.
Обычно я фоново так себе в голове ворчала - неужели трудно научить детей не писать на стенах. Хотя, конечно, сама знакома с мамами тех ребят, которые - я точно знаю - оставили на этих стенах след. Я точно знаю, что мамы их этому не учили, и ругали бы, если бы узнали. И я не знаю, что надо сделать, чтоб дети не писали на стенах. Мои - не пишут.
Да нет, знаю. Надо дать им дело, точку самовыражения. Не у всех выходит. Вот и зависают детки в подъездах. И наскальная живопись у них - невиннейшее из развлечений.
Так вот. Пришли на днях дюжие ребята. Открыли вонючие банки с грунтовкой, банки с краской, еще какие-то банки - и починили наш подъезд. Вокруг стало изумрудно-зелено, как посреди весны, и чисто. И очень жалко этой изумрудной чистоты. Засеку время до первой надписи. И до момента, когда засрут опять. А пока - тихо радуюсь добрым переменам.