Все нормально, падаю.
Бог меня любит. И дарит странные подарки. И не знаешь, куда от них деваться...
Этот ряд детских рук и мосек на лестничной клетке... именно сегодня, в последний день. Тянутся, окликают... приветствуют. И я их помню. Каждого. Со всеми их гипоксиями в анамнезе, бабушками, кошками, ссадинами... Окликают - не зная, что ухожу. Потом обнимают - касаясь сердечками. Это самые драгоценные объятия... их не купить интригами, не вымолить. Это самые драгоценные люблю...
Больше я не буду встречать их утром. Не буду нестись в другое крыло, мысленно матеря начальство, чтоб закрыть своей тушкой очередную дыр в шататном расписании. Не дам в лоб за вранье. Не стану причесывать после полдника. Все. Занавес. Здесь жизни нет - воспиткам. Детям? Детям тут жить.
Отчего-то нет чувства вины. Нет чувства ошибки. Есть странное чувство, что как раз все сделано правильно. Но куда приведет меня эта дорога, я пока не знаю.
Этот ряд детских рук и мосек на лестничной клетке... именно сегодня, в последний день. Тянутся, окликают... приветствуют. И я их помню. Каждого. Со всеми их гипоксиями в анамнезе, бабушками, кошками, ссадинами... Окликают - не зная, что ухожу. Потом обнимают - касаясь сердечками. Это самые драгоценные объятия... их не купить интригами, не вымолить. Это самые драгоценные люблю...
Больше я не буду встречать их утром. Не буду нестись в другое крыло, мысленно матеря начальство, чтоб закрыть своей тушкой очередную дыр в шататном расписании. Не дам в лоб за вранье. Не стану причесывать после полдника. Все. Занавес. Здесь жизни нет - воспиткам. Детям? Детям тут жить.
Отчего-то нет чувства вины. Нет чувства ошибки. Есть странное чувство, что как раз все сделано правильно. Но куда приведет меня эта дорога, я пока не знаю.